Служба «Скорой медицинской помощи» призвана спасать жизни в критических ситуациях. Но иной раз мы наблюдаем не просто нерасторопность медиков, а их циничное отношение к пациентам, которые умирают из-за неосуществления врачами экстренных лечебных меро-приятий. Вести себя подобным образом людям в белых халатах позволяют изъяны в российском законодательстве.
Зачем спасать умирающих…
В октябре прокуратура Каменского района Ростовской области при проверке исполнения национального проекта «Здоровье» выявила просроченные медикаменты в автомобилях «скорой помощи» центральной районной больницы. Непригодными для использования оказались также бинты, шприцы, хирургические перчатки, аптечки по «птичьему гриппу» и «СПИДу». А ведь сроки годности у перчаток или бинтов исчисляются не одним годом. Сколько же времени эскулапы «экономили» на пациентах?! В Ростовской области обилие таких правонарушений. По данным юридического отдела страховой компании «Макс-М», около 75 процентов всех получаемых ею жалоб относятся к приобретению людьми медикаментов из «Перечня лекарственных средств…» за личные деньги в период стационарного лечения. Особенно много жалоб по этому поводу от жителей Волгодонска и Семикаракорского района. Что уж говорить о «разводах на деньги» при амбулаторном лечении… Не многие знают, что существует список лабораторных обследований по программе общего медицинского страхования, для пациентов такие услуги бесплатны. Однако почти всегда за них вымогают деньги. Врачи зачастую умышленно не информируют людей о льготных рецептах. В этом плане особо отличились лекари Октябрьского и Пролетарского районов города Шахты. Деньги при таких операциях (отнюдь не хирургических) остаются в карманах белых халатов. Один из недавних случаев: в Шолоховском районе врачи запросили оплату лечения своего пациента у страховой компании, а вместе с тем, не моргнув глазом, обобрали самого пациента! Видимо, был день скидок для обжуленных: в компанию подали документы на семнадцать тысяч рублей, а с «клиента» содрали меньше десяти тысяч.
Прокуратура Волгодонска отстояла в суде права пациентки, с которой обманом в местной БСМП выудили почти двенадцать тысяч рублей за операцию при заболевании эндо-кринной системы. Договор об оплате был состряпан таким образом, чтобы врачи имели возможность отрицать сам факт сделки: никакой конкретики об услугах, никаких печатей и подписей. Наверняка дельцы от медицины собирались получить такую же сумму и от страховщиков. Вот и прикиньте: если делать хотя бы по одной операции в день, сшибая по десять тысяч рублей за каждую, да приторговывать бесплатными лекарствами, нужна ли при этом официальная зар-
плата?.. Представьте, еще и не всегда хотят заколачивать незаслуженные деньги – отказываются принимать пациентов в стационар, хотя те согласны на все условия. Ростовскому адвокату Юлии Ермаковой памятен эпизод в суде, когда представитель больницы, кивая на истицу, брякнул: «Зачем нам было бы ее спасать? Она все равно умирающая».
Сколько людей угробили
Еще один пример – смерть двадцатипятилетней ростовчанки Юлии Андреевой. Несмотря на подробное описание ее сложной болезни, по звонку по номеру «03» на машине без спец-оборудования приехал фельдшер, а не врач. Мать и родственницы девушки, сопровождавшие ее до больниц, утверждают, что машина была еще и без отопления. В итоге девушка умерла не от своего тяжелого заболевания, а, скорей всего, от переохлаждения – ее возили в мерзлом фургоне около двух часов. В справке о смерти пунктом номер один названа двусторонняя пневмония и вторым – инсулинозависимый сахарный диабет. Лечение от воспаления легких Юля не получала вообще: сначала ее не приняли в две больницы, затем положили в реанимацию третьей, но не обследовали. Оправданием врачи признают отсутствие кашля и хрипоты. Однако девушка задыхалась – как же при этом не обратить внимания на органы дыхания?!
Андреевой не везло с детства. В Черкесске в четвертом классе ей, отличнице, учительница презрительно бросила при ребятах тряпку в лицо. Чувствительная девочка отчаянно-горько переживала позор, не поведав о нем даже родителям. О произошедшем она рассказала через месяц, когда мать-медик увидела явное расстройство организма дочери и настойчиво выискивала причины недуга. Мама Елена и ее коллега, сопоставив сроки, связали возникновение сахарного диабета у Юли с перенесением тяжелого стресса. Девочке пришлось учиться жить особой жизнью инсулинозависимых людей – множество инъекций в течение дня, чуткое прислушивание к организму. Затем семья перебралась в Ростовскую область. Девушка училась в вузе. Она регулярно проходила обследования, санаторное лечение в России, дополнительное лечение получала в Германии и Китае. У нее были помпы, заменяющие уколы на несколько суток. Елена за много лет приноровилась сама справляться с оказанием помощи дочери в сложные моменты – были четко вычислены подходящие виды инъекций и оптимальные дозы. У Юли даже ни разу в жизни не случалось коматозного состояния, хотя оно характерно при ее заболевании. Но в тот трагический день три года назад Елена вызвала неотложку: Юле стало хуже обычного, вдруг нужна высокопрофессиональная помощь. Мать по сей день корит себя за обращение к ростовским медикам. Конечно, зря: это не она, а они были обязаны спасти пациентку, вероятно, домашняя помощь действительно оказалась бы неэффективной, на то и существует государственная система здравоохранения с аппаратурой, медикаментами и специалистами. Но все сразу пошло не так. Фельдшер заявил, что у него нет каталки: несите больную сами. Присутствовавший при инциденте юноша вызвался отнести Юлю на руках, от прогиба в таком положении ее пронзала дикая боль в почках. Перед выходом из подъезда фельдшер «вспомнил», что в машине есть складные носилки, девушку переложили на них. Похоже, он заранее знал финал таких поездок по стационарам и просто увиливал от принятия пациентки на борт. Артериальное давление у девушки было критически низким, пульс – слабым. Автомобиль оказался не оборудован оснащением для реанимации, стылым. Девушка два часа жаловалась, что ей очень холодно, и мать укрывала ее своим пальто. Все это время медпомощь Юле не оказывали: врача и капельниц в машине не было. Фельдшер находился в кабине, а не в салоне. Он привозил больную поочередно в областную клиническую больницу № 2 (ОКБ), в центральную городскую больницу (ЦГБ), при этом заполнял путевой лист. Этот документ и доказал обращение Андреевой в названные больницы, ведь сначала два медучреждения попытались на суде откреститься от такого факта. Среди них – БСМП-2, которая в телефонном режиме отказалась принять больную. В ОКБ-2 не приняли без местной прописки; какой абсурд – сломать ногу, упасть в обморок, попасть под машину предписывается исключительно в родном городе.
Сейчас идет суд. Но и он идет как-то не так. Из показаний Елены Андреевой следует, что ее дочь приняли в третью по счету клинику – ЦГБ, хотя там не было нужного оборудования для лечения почечной недостаточности – проявления сахарного диабета, взяли в реанимацию – хотя бы «продержать» до лучшего варианта, пока родственники самостоятельно (!) не обеспечат проведение гемодиализа. И здесь осечка! Во-первых, пациентку не обследовали за два дня и прозевали воспаление легких. Во-вторых, врач категорически не захотела принять от Юлиной мамы раствор для инъекций, назначила другой препарат. Елена говорит: как раз тот, который дочь раньше пробовала и отказалась от него, – организм очень плохо переносил. А позднее, в суде, врачи ЦГБ станут отрицать то, что поручали родственникам искать гемодиализ. Елена Андреева восклицает: «А как бы мы сами догадались искать именно гемодиализ?! Мы выполняли указания медиков». Тем временем папа Владимир бросил дела в Москве и прилетел в Ростов. Они с супругой нашли клинику, где смогли должным образом принять их дочь, – военный госпиталь. Но квалифицированная врачебная помощь уже не помогла, просто было поздно.
Судебная защита от очевидного
Андреевы полагают, что судья Филонов подыгрывает стороне ответчиков. Получилось так: заключение независимой судебной медицинской экспертизы вышло не на руку медикам. И не имея к тому веских оснований (она была полной, давала ответы на поставленные вопросы), судья согласился с ответчиками, требовавшими провести вторую экспертизу. Теперь уже она проводилась не в независимом бюро, а в ведомственном – от минздрава. Это при том, что один из ответчиков – областной Минздрав. Похоже, что старший брат попросту прикрыл подчиненных. Из возражения Елены Андреевой, приобщенного к делу: «В ЦГБ-1 реаниматолог не вызвала узких специалистов, а начала лечение как реаниматолог-травматолог. При одышке и болях в спине рентгенография была сделана через 26 часов после поступления… А назначение моей дочери одновременно цефотаксима и петлевого диуретика (лазикса), которое приводит к разрушению почек – это как понимать? Введение лазикса при анурии, гипо-протеинемии, нестабильной гемодинамике противопоказано, а моей дочери было введено 860 мг 22 декабря и 1000 мг 23 декабря 2007 года при суточной дозе 600 мг.
Вот отсюда и пошла полиорганная недостаточность. Если жидкость вливают и еще стимулируют лазиксом, а почки не работают, то даже не надо быть врачом, чтобы знать, что вся вводимая жидкость пойдет во внутренние органы, где есть полости: легкие, сердце, живот, в ткани рук, ног, под кожу всего тела. Что и случилось по вине врачей ЦГБ-1. А комиссия этого не захотела увидеть, потому что у них цель одна – защитить своих неграмотных нерадивых врачей».
Почему реаниматологи сами не озадачились поиском гемодиализа? При Юлином тогдашнем состоянии это обычная в практике процедура, она же не мешает проведению симптоматической реанимации. Специалисты повторной экспертизы заочно решили, что Юля была не жилец: у нее ведь многолетнее серьезное заболевание. Какой цинизм! Какое ваше дело, сколько она проживет после реанимации: год, месяц или десять лет – по-всякому бывает… Она ведь очень хотела жить, просила маму: не дай мне умереть. И родителям каждый день жизни дочери дороже своей собственной жизни. Так почему их мнение врачам не важно? Как тут не вспомнить анекдот о цинизме медиков, когда санитары ответили пациенту на носилках: «Врач сказал – в морг, значит, в морг!». Мы продолжим наблюдение за этим судебным процессом и напишем о его итогах.
Фото автора и из архива Андреевых