Первая попытка была 29 ноября 2014 года. Ровно через месяц после вынесения приговора. Это был выходной день, суббота. Дежурный по 3-му корпусу объявил, чтобы я в 23 часа был готов на этап в Кущевку. Удивился, конечно. За разъяснением, письменно, обратился к исполняющему обязанности начальника СИЗО-2 подполковнику Горбань.
В своем заявлении поставил следующие вопросы:
1. Кто меня вызывает и для каких целей?
2. Каким правовым документом определено мое этапирование?
Забегая вперед скажу, что мое заявление впоследствии пропало. Как и обращение в следственное управление СК РФ по Краснодарскому краю на преступные действия начальника спецчасти СИЗО-2 Касьяновой и судьи Квущевского райсуда Ананич.
Агитировать меня на поездку в Кущевку пришел дежурный по тюрьме майор Михаил Зинченко. Через десять минут нашей беседы он согласился с моими доводами по отказу от этапа. С тем, что после вынесения приговора и подачи апелляционной жалобы в вышестоящую инстанцию, полномочия Кущевского райсуда прекращаются. Меня отвели в камеру. Через время произошла встреча с ответственным по СИЗО-2, начальником оперативного отдела Максимом Терещенко. Он оказался более осведомленным по моему этапированию. Созвонился с начальником спецчасти Касьяновой и та ему сказала, что с Кущевского райсуда пришло уведомительное письмо на мою отправку в ИВС для ознакомления с материалами уголовного дела. Показываю ему ст. 13 федерального закона № 103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Читаем вместе: «… Основанием для такого перевода является постановление, либо решение суда», но не в коем случае уведомительное письмо. Есть там и такой пункт: «содержание в ИВС необходимо на время судебного процесса». Остальные желания Ананич не прописаны законом.
Кстати, уже был случай, когда Ананич попыталась навязать конвойной службе в Ростове свои правила игры. Она пошла на обман. В своем постановлении указала, что моя доставка в Ленинский райсуд связана с участием в судебном заседании. Когда меня подняли в зал и закрыли в клетку, Ананич объявила, что процесса не будет. Вместо этого она решила познакомить меня с тремя вновь появившимися томами уголовного дела. Услышав это, конвой возмутился. Начали ей объяснять, что законом такой вывоз заключенного не предусмотрен. Противно было смотреть на то, как молодой лейтенант учил уму разуму судью Ананич. В ответ она ему заявила, что ее мало интересует закон. С ростовским нужным руководством она договорилась. Пригрозила влиятельными людьми. Но начальник конвоя отказался не из робкого десятка. Тут же доложил своему командиру батальона. В Ленинский суд прибыл подполковник. Он не стал выслушивать с кем и где договаривалась Ананич, извинился за не санкционированный вывоз в суд и тут же дал команду на обратный этап в СИЗО-1. Если в Ростове Ананич смогли поставить в правовые рамки, то в Кущевке и в Армавирском СИЗО таковых не нашлось. Безропотно исполняют все ее прихоти.
Администрация СИЗО-2 видимо согласилась с Ананич, но убедили ее в том, что уведомительное письмо не есть правовой документ. Та, не долго думая, по факсу задним числом в Армавирский концлагерь направляет сразу два постановления от 24 ноября 2014 года. Они абсурдны по содержанию. То, что от 26 ноября (дата отправки по факсу) имеет такую запись: «Срок содержания под стражей продлен до 06 мая 2014 года включительно. Значит, начиная с 7 мая, я в СИЗО-2 содержусь незаконно? И на этот раз провокационная доставка в Кущевский ИВС провалилась. Со мной согласились, что по факсимильным постановлениям этапировать куда-либо заключенного запрещено. Думал, что на этом закончатся безграмотные выпады Ананич в мой адрес. Ошибся.
2-го декабря мне вручили привезенное нарочным из Кущевского райсуда еще одно постановление Ананич. На этот раз с «мокрой» печатью. Снова пишу три заявления на исполняющего обязанности начальника СИЗО-2 подполковника Горбань. Прошу его разобраться с неправовыми действиями судьи, которая после вынесенного приговора не имеет никакого отношения к моему ознакомлению с материалами заказного уголовного дела. Вместо ответа на мои заявления, Горбань предпринял репрессивные меры. Около 20 часов в камеру 86 ворвалась группа работников СИЗО-2 под руководством начальника режима майора Ветрова. Без всяких объяснений он приказал мне выйти с личными вещами из камеры. Спрашиваю: «К чему такая спешка? Этап на Кущевку в 24 часа. Времени для сбора больше чем достаточно». Ветров устанавливает временной интервал в 10 минут. Через это время начался силовой захват узника этого концлагеря. Видел только в фильмах подобное, но там были звери в фашистской форме, здесь же – свои.
Стойки у майора Ветрова и капитана Ханина были эсэсовскими. Они стояли широко расставив ноги, улыбались и снимали на видеорегистраторы, как управляемая свора избивала боевого офицера. Меня несколько раз ударили головой о бетонный пол. Когда с головы потекла кровь, Ветров завопил: «Дайте ему еще, мало». Заломив руки назад и заковав их в наручники, озверевшая толпа начала руками и ногами бить во все части тела. Затем вытащили в одних носках и спортивной куртке на улицу и по заснеженной территории СИЗО-2, в позе ласточки, повели в комнату досмотра личных вещей. Там я более двух часов просидел в наручниках, а Ветров прохаживался рядом и все время твердил: «Здесь не такие ломались». Его звериный оскал выражал ненависть и неудовлетворенность тем, что не сломил волю русского старшего офицера. Хотелось. Но следующий шаг только убийство. Возможно, он такое задание и получил. В вызове «скорой помощи» Ветров мне отказал. Как и по оповещению надзирающего прокурора о произошедшем ЧП.
Когда дежурный по СИЗО-2 капитан Алексей Чеботарь снял с меня наручники, я написал в двух экземплярах заявление главному сыщику России Александру Ивановичу Бастрыкину. Алексей Алексеевич пообещал принять его с регистрацией в журнале. Но тут его вызвал на беседу Ветров. Вошедшего офицера словно подменили. Он наотрез отказался подписывать второй экземпляр заявления. Стал говорить о семье, о детях. Дал слово офицера, что один экземпляр он примет, но гарантию дать, что заявление дойдет до адресата он не может.
В столыпинском вагоне уже знали о моем избиении. Начальник караула побои и мой рассказ записал на видеорегистратор, принял под роспись и мое заявление о случившемся преступлении. В Кущевский ИВС прибыли рано утром. Сильно болела голова и руки. Вызвали врача-терапевта Аллу Балакан. Она зафиксировала высокое давление и сильную головную боль. Выписала мне лекарство, пообещала прислать специалиста по голове и суставам. За день меня посетили два врача, которые оказали мне посильную помощь.
Ананич, организовавшая эту провокацию, так и не прислала секретаря Зуб знакомить меня с материалами заказного уголовного дела, да я и не буду это делать, так как это противозаконно. Надеюсь, что на этот раз совершенное преступление судьей Ананич будет рассмотрено, и правоохранительные органы дадут ей надлежащую оценку, как и майору Ветрову, который бездумно, с применением силы, выполнил незаконное постановление судьи Ананич.
Находясь в следственном изоляторе временного содержания, встретился с надзирающим прокурором Александром Горбаченко. Он подтвердил мои доводы, что когда уголовные дела находятся в судах, выносить их за его пределы запрещено. Как и знакомиться с ними в стенах ИВС. Кроме того, меня должны были ознакомить с материалами дела и со всем тем, что происходило в судебных заседаниях после моего удаления: показаниями потерпевших, свидетелей, других подсудимых, с выступлениями в прениях моих защитников, и защитника других подсудимых, с обвинительной речью гособвинителя. Поскольку я не участвовал в прениях, обвинительную речь гособвинителя должны были мне вручить. А так как мне ее не вручили, я после приговора узнал, что гособвинитель отказался обосновывать мою вину и вину других подсудимых вещественными доказательствами — 6 стационарных компьютеров, 3 ноутбука, 44 диска, 28 дискет. Оказывается, эти вещественные доказательства не имеют никакого отношения к уголовному делу. Но полтора года предварительного следствия и полтора года судебного следствия эти компьютеры якобы «доказывали» мою вину. Это означает, что эти доказательства – фальшивки, но защитникам судья Ананич не позволила исключить их как недопустимые доказательства.