Когда начал собираться на очередное апелляционное заседание, то в пакете, где находилась документация, обнаружил ворох измельченной бумаги. Сразу догадался, что здесь поработали мыши. Не поверите, но они сожрали безумный приговор, который вынесла 29 октября 2014 года судья Кущевского райсуда Ананич. Благо, что аппетитным оказался только один из ксерокопированных экземпляров. Не будь второго, на пальцах пришлось бы объяснять судебной тройке абсурдную писанину.
Конвойный, когда увидел содеянное мышами, то чуть со смеху не умер. Думаю, что работники СИЗО-2 будут долго надрывать животы от рассказа их коллеги. Мне лично было не до веселья. В доступном для мышей месте лежали несколько книг: толковый словарь русского языка С.И. Ожегова, уголовно-процессуальный и уголовный кодексы, роман Ивана Стаднюка «Война» и Виктора Гюго «Собор парижской богоматери». Слава Богу, их серые грызуны не тронули. Видимо, не по зубам оказалась им русская и зарубежная классика. Приговор в этот раз не понадобился.
Целый час прождал, пока на экране появится изображение. За это время в соседней кабине парня с Кавказа осудили буквально за 15 минут. Он пытался доказать суду, что не виновен. Как верующий, клялся, что не совершал преступления. Показывал свой приговор, который ему вручили без печати и надлежащей подписи судьи, на что услышал циничный ответ председательствующего: «Приговор не вступил в законную силу, поэтому печать на нем не ставится».
Через полтора часа заработал и мой монитор. Седьмое по счету судебное заседание апелляционной инстанции открыл председательствующий Карпенко. Охранник и тот подметил, что в СИЗО-2 первый такой случай продолжительного рассмотрения дела. Высказал свое мнение на этот счет: «Видимо, трудно им обосновать поступивший заказ на вас, не решаются бесчинствовать, как с остальными. Боятся они огласки. Мы все читаем публикации на сайте «Информационно-правового центра Александра Толмачева». Когда начали работать, мы с защитой заявили 40 ходатайств об исключении недопустимых доказательств. Но Карпенко взял ориентацию на мнение прокурора Козинова – «Ходатайства заявлены несвоевременно». Отмечал, что гособвинитель совершенно правильно просит отказать в их рассмотрении.
Зная, что для объективности ради государство выделило миллиардные суммы на оснащение судов записывающей видео- и аудиоаппаратурой, которая должна фиксировать весь процесс, заявляю ходатайство о ведении аудиопротоколирования. Карпенко сделал вид, что первый раз услышал об этом нововведении. Минуты 2 формулировал ответ. Потом выдал несуразицу: «Аудиопротоколирование не предусмотрено УПК РФ. Ничего мы для вас записывать не будем, если есть диктофон пишите». — «Вы меня не поняли, — возражаю ему. — Руководство Верховного суда и страны на такой процедуре настаивает. Деньги под гласность выделили. Вы, что против такой объективности?». — « Есть еще ходатайства?», — грубо оборвал меня Карпенко.
В своих ходатайствах мы коснулись и преступно изготовленных и подписанных судьей Ананич протоколов судебных заседаний. Карпенко не понравилось слово «преступно». Он, спасая Ананич, стал запугивать, что за такие слова можно попасть под новую статью УК РФ. «Без проблем, — говорили мы. — Если в чем не прав, то согласен понести любое наказание, если Вы вместе с Ананич докажете обратное, а пока я официально называю и зачитываю сфальсифицированные документы. Еще раз повторяю — они преступны». Карпенко на каждое такое доказательство гнал какую-то чушь: «А вы обжаловали протокол в трехдневный срок ? Нет? Тогда какие могут быть вопросы?».
А вопросы есть и много. Особенно по нарушению закона. Прошу всю судейскую троицу обратить внимание на дату изготовления всех протоколов судебных заседаний. Она зафиксирована 7 ноября 2014 г. Мне на руки выдали их через месяц с напоминанием, что мне дается 5 суток на ознакомление с момента подписания протокола и право подачи замечаний на него в течение 3-х суток. Проводим простейшее математическое сложение указанных чисел (7+5+3=15 ). То есть 15 ноября мы должны были урегулировать данный вопрос. Не получилось. Впервые я увидел протоколы только 5 декабря 2014 года. О каких сроках на обжалование можно говорить? Первоначальные знакомства с протоколом за 13 марта 2014 года ( это когда я был незаконно удален ) привело меня в шок. При сравнении диктофонной записи и текста протокола выяснилось, что 4 замечания Ананич без объявления сфальсифицировала. Этой фальсификации ей было достаточно, чтобы без всякого обсуждения вопроса по моему удалению участниками процесса убрать меня из зала суда.
Читаем следующее судебное заседание, зафиксированное в протоколе от 27 марта 2014 года. Оно не состоялось. Но Ананич пишет о моем, якобы, присутствии и выносит постановление, в котором дает мне (отсутствующему!) 5 суток на поиски нового адвоката. Разгадка этой липы раскрылась в протоколе от 3 апреля 2014 года. Снова без участников процесса и моего согласия она навязывает адвоката Ускова вместо недавно принявшей мое дело Горбань. Самое страшное в том то, что Ананич в протоколе разыграла, якобы, состоявшееся судебное заседание. Вписала в протокол всех участников процесса, которых и в помине там не было. Даже некоторым дала выступить. Хотя в своем письменном ответе на отказ Ускова принять защиту Толмачева Ананич признала, что большинство участников процесса в суд не явились. Но заседание без них провела. Мнимых лиц вписала. И снова на бумаге.
Судебное заседание от 10 октября вообще не поддается никакому логическому объяснению. В этот день меня вывезли на последнее слово. Но мне его не дали. В нарушение статьи 295 УПК РФ, где говорится, что закон запрещает перерыв между последним словом подсудимого и удалением суда в совещательную комнату. Но на эту простую истину судья Ананич и прокурор Козинов просто наплевали. Они делают перерыв до 15 октября 2014 года. Еще можно много приводить примеров, их больше 20. Но вышесказанного достаточно, чтобы отменить приговор. Но четверка из 37-го не для этого собралась. Они неустанно повторяют, что надо было вовремя обжаловать. «А кому? — спрашиваю у них. — Ведь дело находилось в апелляционной инстанции Краснодарского краевого суда. Поэтому прошу восстановить пропущенный срок на обжалование не по своей вине». Получил от Карпенко отказ. Мне кажется, если бы в приговоре Ананич написала, что Толмачева надо расстрелять, Карпенко бы не удивился. В лучшем случае посоветовал бы обжаловать его в вышестоящей инстанции. Вот вам и буква закона. Писать ее с маленькой или большой решает не УК и УПК, а другие рычаги.
Из 40 заявленных ходатайств Карпенко удовлетворил одно – допрос свидетеля Елевы. Прокурор Козинов понял, что его сейчас будут разоблачать в умышленном вранье, соскочил с места: «Я категорически против. Елева все сказал в суде первой инстанции и о пьянке Толмачева тоже». Когда Елева вошел, Козинов заерзал на стуле. И было от чего. В судебном заседании Кущевского райсуда 24 сентября 2014 года в прениях он заявил наглую ложь: «Толмачев А.М. принимал участие в банкете по случаю дня рождения одного из своих сотрудников своей редакции, в ходе которого позволил себе употребить некоторое количество спиртного, в связи с чем домой добирался не за рулем автомобиля, а его подвез тот самый Елева В.И. Соответственно, именно в результате воздействия алкоголя Толмачев А.М. утратил самоконтроль и начал выдвигать преступные требования в присутствии посторонних лиц». Когда Елева в апелляционной инстанции заявил, что о пьянке Толмачева в Кущевском суде он не говорил, Козинов и Карпенко занервничали. Валерий Иванович продолжил, что все прекрасно знают, что Толмачев вообще не употребляет алкоголь, даже пиво. Разоблаченный Козинов соскочил с места и еще спорол одну преступную глупость. Обращаясь к Елеве, он заявил: «Вы же сами в суде говорили, что Толмачев получал от Погибы откаты?». Новая брехня Козинова сильно не понравилось полковнику Елеве: «Вы что придумываете, господин прокурор, об откатах я никогда и нигде не говорил. А вот о долге Погибы перед ООО «Информационно-правовой центр Александра Толмачева» и лично Толмачевым и сейчас могу сказать. Достоверно известно, что Погиба не рассчитался за рекламу своей строительной компании «Славяне» в журнале «ПроРостов», за земельный участок в городе Железноводске, за проданные жене Погибы гаражи на улице Таганрогской. Кроме этого Погиба при мне написал на листке еще один свой долг – 100 тысяч долларов США Александру Михайловичу. Погиба собственноручно подтвердил указанную сумму, и, насколько мне известно, этот долговой листок тоже находится в деле».
Понимая, в какой просак попал прокурор Козинов, Карпенко кинулся спасать его, стал торопить нас переходить к следующей стадии судебного разбирательства — прениям. Когда я заострил внимание на этой спешке Карпенко с издевкой заявил: «Чтобы установить истину, мы готовы рассматривать дело до декабря месяца». С барской руки дал аж 3 дня на подготовку к прениям. Исход понятен. Доказательную базу моей невиновности никто из трех судей слушать не желал.
Но вернемся к настоящим обитателям камеры №5 специзолятора (мышам) — ни одной извилины, но и то по запаху нашли из сотни моих рабочих бумаг заведомо неправосудный приговор. Это показатель тем, кто бездумно исполняет заказ по уголовному делу в отношении меня. Получается, у них ужасно глупо, грязно, и с грубейшим нарушением закона. Одним словом, на смех серым и пушистым грызунам. Людского у исполнителей заказа ничего нет. Ими движет жажда наживы и личного благосостояния. Других причин нет.
17 февраля 2015 года были прения по заказному уголовному делу в отношении меня. Первым выступил я, а потом мои защитники. Нами было приведено достаточное количество нарушений закона влекущих к отмене безумного приговора. Судебная коллегия во главе с Карпенко несколько раз делала перерыв, видимо, с кем-то консультировались по поводу принятия решения. Карпенко несколько раз заявлял, что выступления оставшихся участников процесса надо перенести на пятницу, 20 февраля 2015 года. Мы настояли на продолжение прений. После выступления защитников и моего выступления выступил прокурор Козинов. В опровержение наших доводов ничего не последовало. Как всегда, Козинов отметился дежурной заготовкой: «Согласен с приговором Кущевского райсуда». Затем он сделал акцент на моей, якобы, имевшей место пьянке, которую он сам же и придумал. Свою ложь он вложил в уста свидетеля Елевы. Как я уже говорил, Елева прямо в зале суда уличил Козинова в грязной клевете. Вот что Козинов сказал в свое оправдание: «Не пил, значит, не пил, сказал я и сказал, но что здесь такого? Ничего же страшного не произошло, тем более данный факт в приговор не вошел». Опять соврал господин Козинов. Цитирую выдержку из безумного приговора на 22 странице: «Свидетель Елева В.И. в суде показал, что около 18 часов он лично подвез Толмачева А.М. домой, поскольку тот употребил спиртное». Прокурор Козинов признал, что обвинил меня в пьянке неправомерно, оговорил бездоказательно. А ведь это был единственный его козырь, как я мог попасть в бильярдную к Погибе: якобы, в пьяном угаре, да и еще в присутствии подчиненных Коляды и Домрина стал вымогать у него деньги. После такой короткой и брехливой речи Козинова, председательствующий Карпенко объявил перерыв. В пятницу 20 февраля 2015 года он предоставит мне последнее слово и поздравит с Днем защитника Отечества и оставленным в силе обвинительным приговором.
Бредни судьи Ананич и прокурора Козинова вряд ли он станет опровергать. С первых дней его судейства было ясно, что он выполнит заказ в полном объеме, что и получилось в пятницу 2015 года. Четверка из 37-го после моего последнего слова, сделав вид, что совещались несколько минут, оставили безумный приговор Ананич в силе.