Свои работы – то ли куклы, то ли скульптуры – Маша Богораз делает из массы, которую сама изобрела. Странные самобытные существа, экспонирующиеся сейчас в «Новой русской галерее», выглядят совсем как живые: будь то изысканная барышня с изломанными бровями или увлеченный исследователь с лупой.
Образы как будто вырастают из шаров, демонстрируя изменчивость и многообразие форм. Каждая деталь, каждый жест, изгиб работают на создание завершенного персонажа, передают его характер или настроение. Приглядываясь к этим обаятельным созданиям, проникаешься ими настолько, что невольно начинаешь придумывать истории из их жизни.
– Маша, как рождаются образы?
– Бывает, я беру какого-то известного персонажа, бывает, образы складываются из каких-то эмоций. В первой коллекции работ много героев народных сказок, ведь в них заложен глубокий философский смысл. Так, у меня был серый волк. Тот самый волк, который съел коня Ивана-Царевича, а потом страдал из-за чувства вины. Измученный достоевщиной, волк все делал для Ивана и даже пожертвовал жизнью. Или живая и мертвая вода, например, очень значимый символ. Этого волка я предложила Музею изобразительных искусств. Там выставка была посвящена алкоголю. Я подумала: почему бы и нет, ведь живая и мертвая вода может быть интерпретирована как алкоголь. Музей отказался, мне сказали, что это слишком мрачная подача темы. Хотя тема алкоголя особо веселой для России быть не может. Меня многие люди старой закалки обвиняли в мрачности. Из-за этого были проблемы.
– Что-то я особой мрачности не заметила…
– Мои работы и не были мрачными. Они были, скорее, языческими, а в язычестве нет четкого разделения на черное и белое, на добро и зло. Просто они немного диковатые. Детей они не пугали. Они пугали некоторых взрослых. Но есть взрослые, которые и икон боятся. Тут дело уже не в объекте, а в восприятии.
– Помнишь свою первую куклу?
– Это была гусеница из Льюиса Кэрролла, курящая кальян. Она всем нравится, но я ее не очень люблю. Она, в общем, красивая, украшена бисером, но все-таки слишком попсовая. К тому же я уже много раз ее выставляла.
– Как-то доводилось читать, что тебя подозревают в ведьмовстве…
– Так говорят о многих женщинах. Мою подружку тоже подозревают, хотя она не делает кукол. Я вообще считаю, что магические ритуалы нельзя совершать, и я ничего такого не делаю, то есть иголками своих кукол не тыкаю.
– Коллекция работ, которая выставляется сейчас, чем-то принципиально отличается от первой?
– Серия «Замкнутые окружностью» более эмоциональна. И я вообще больше люблю эмоциональное творчество. Да, сейчас популярно концептуальное искусство, несущее в основном смысловую нагрузку. Но мне кажется, что чистое искусство – оно именно эмоциональное, как музыка.
В моей первой коллекции более ощутима была смысловая подоплека: волк с живой и мертвой водой, лис-оборотень из китайской мифологии. Кстати, очень противоречивый персонаж, бывает как положительным, так и отрицательным, а бывает, меняется, что редко случается в сказках.
– А для этой коллекции ты прописывала концепцию?
– Да. Философская подоплека такова: мы все замкнуты окружностью, она вмещает в себя все: космос, нас… Линия, проведенная по окружности, неизбежно возвращается к своему началу. Замкнутая окружность для нас – синоним бесконечности, потому что настоящую, разомкнутую бесконечность мы представить себе не в состоянии. Так парадоксально на шаре – совершенной платоновской фигуре – смыкаются две противоположности: завершенность и бесконечность. Все остальное, все формы – только маски того или другого. Точнее, и того, и другого – бесконечности, замкнувшейся в собственной пустоте. Маски пустоты.
Но, помимо «концептуальной» стороны вопроса, есть еще и другая. Один раз я сделала фигуру с шаром, и она мне по-нравилась. В серии работы всегда смотрятся органичней. Поэтому я и решила сделать серию работ, которые, по сути, не объединены ничем, кроме формы шара.
– Расскажи о какой-нибудь работе подробней.
– Иногда с ними мучаешься, хоть они и не самые лучшие. «Летчица» (которая улыбается), наоборот, получилась очень легко и быстро. Я давно хотела сделать куклу Чкалова в летном шлеме. Вообще хотела сделать коллекцию кукол революционных героев, не очень растиражированных. Показать их с непривычной, немножко демонической стороны. Но я побоялась, что они получатся совсем страшными. Хотела сделать куклу Мальчиша-Кибальчиша. Образ очень интересный.
– Какая публика любит твое творчество?
– Маньяки. Один из них даже в телефоне у меня записан как «маньяк». Если серьезно, любит молодежь, но она у нас такая, как везде. А люди состоятельные зачастую предпочитают искусство более консервативное, какие-нибудь донские пейзажи. С радостью работы воспринимает моя дочка и другие дети.
– Не жаль расставаться с работами?
– Вначале – да. А потом, спустя время, я могу под настроение подарить работу, как того же волка, о котором я рассказывала. Хотя до этого я не продавала его ни за какие деньги. Когда проходит время, работы начинают тяготить.
– Влияют ли как-то куклы на твою жизнь?
– Я мистически настроенный человек. Одно время я даже боялась делать что-то мрачное: не хотелось связываться с какими-то вещами. Иногда думаю: надо делать позитивных кукол, чтоб жизнь наладилась. Но ничего из этого не получается, потому что это ведь уже не от души, а в корыстных целях или магических. Тут уж надо решать: либо ты художник, либо ты колдун. А колдовство к искусству не имеет отношения.
Фото Игоря ВАГАНОВА