«Историю не надо искажать – в ней нужно разобраться, навести порядок и… кое-что пересмотреть. Если бы мы в свое время ее не пересмотрели, многие люди так и остались бы без вины виноватыми», – такую мысль высказал как-то таганрогский краевед Виктор Волошин. Эти слова вспомнились мне, когда я узнала историю одного ростовчанина, участника важнейших событий Великой Отечественной войны, не раз награжденного… «сына врага народа». Человека с экзотичным именем Эрлен и вполне типичным отчеством Иванович по фамилиии Емельянов.
«Времена были страшные»
На самом деле в его имени тоже нет никакой экзотики, всего лишь дань моде 30-х. Имя – аббревиатура, которая означает то ли «Энгельс, революция, Ленин», то ли «эра Ленина».
Да, его родители, донские казаки, были рьяными коммунистами. Участвовали в революции и Гражданской войне на стороне «красных», позже многое сделали для становления советской власти на Дону. И вдруг в одночасье оказались врагами народа. Сначала в опалу попал отец Эрлена Ивановича – его расстреляли, потом, как жена врага народа, в застенках оказалась мать, как теща врага народа – бабушка.
«Мы, дети, – говорит Эрлен Иванович, – остались без родителей, без денег и жилья, почти голые». У педагогов, товарищей, соседей дети, естественно, не нашли понимания и сочувствия. Мальчика заставляли перед всем классом отказаться от отца. Эрлена душили слезы – настолько было обидно. Иной бы, наверное, умер со стыда… Но не таков был ученик Емельянов. «Я никогда не считался паинькой», – говорит он сейчас, спустя десятилетия, тут же со смехом вспоминая о своих школьных шалостях и выходках. На них, признается Эрлен Иванович, он был горазд! И если среди урока он выглядывал в окно и видел, как дети на улице гоняли мяч, то удержаться был не в силах и… открыв окно, спускался по водосточной трубе к игравшим ребятам. Учителя, конечно, ругали проказника, но все же по-своему его любили. Однако после начавшихся гонений, казалось, мальчика просто возненавидели. Знакомые не то чтобы не разговаривали с «сыном врага народа» – даже не смотрели на него. Тогда Эрлен Емельянов сам снял пионер-
ский галстук и положил его на учительский стол.
Однако Эрлен Иванович никогда не таил обиды на педагогов и знакомых. Он прекрасно понимал, что людьми правит страх. «Может быть, – рассуждает Емельянов сейчас, – люди сочувствовали мне. Наверняка сочувствовали. Просто боялись – времена были страшные. Пожаловался в очереди на голод или на цены – враг народа, рассказал анекдот – в застенки, а то и по «высшей мере».
«Но если меня, – говорит Емельянов, – кто-нибудь посмел бы задеть, посмеяться над нашей бедой, то, будьте уверены, ему бы не посчастливилось. Мы все в семье работали физически и потому стали сильными».
Из школы Емельянов ушел и устроился на работу. «Спать приходилось в садах, на чердаках, на голубятне, – вспоминает Эрлен Иванович, – а чуть рассветет – на работу: выгрузка-разгрузка… Только представьте картину: идет подросток по шатающимся сходням, тащит мешок муки, ноги дрожат, а он слышит назойливое жужжание: «Детей врагов народа приучим к работе».
«Ворошиловский стрелок»
Казачий род, из которого происходит Эрлен Иванович Емельянов, во все времена участвовал в исторически важных событиях. Если какие случались непорядки, войны, то считали долгом послужить на благо Родине. «Как это, – говорит Емельянов, – и характерно для казаков вообще. Наши предки воевали с татарами, турками. Мы с братом гордились тем, что отец служил у Буденного». А отец с гордостью смотрел на младшего сына, который уже в пять лет мог справиться с конем. «Я до сих пор помню, – рассказывает Эрлен Иванович, – теплые руки отца и слова о нас, его детях: «Они вырастут, будут сильными, не познают войн, горя, голода, несправедливости». Однако желания Емельянова-старшего не исполнились. Почему? За что? На эти вопросы не ответили бы даже люди, арестовавшие его отца. «Казаки, – признается Эрлен Иванович, – жили, конечно, всегда в достатке. Это известно. Но это не причина – ведь мы были на виду, – люди прекрасно знали, как мы зарабатывали свой хлеб. Видимо, это был донос». Не помогло даже обращение к Буденному и Ворошилову: мать Эрлена Ивановича написала им письмо. Много позже Эрлен Емельянов понял: лучше бы она этого не делала – за письмом последовала трагедия…
Однако преследования и гонения не убили в юноше смелость и готовность взять в руки оружие – черты, заложенные отцом. И даже силы, как говорит Емельянов, остались после тех мытарств, которые пришлось пройти, попав в круговорот репрессий. И поэтому, когда началась Великая Отечественная война, Эрлен Емельянов не задумываясь принял решение идти воевать. Сначала пошел под Таганрог – рыть окопы, потом – в Вешенскую, где жила его бабушка. Ее к тому времени освободили – видимо, по старости. Идти было опасно: самое начало войны, ни репрессированных, ни детей репрессированных на фронт не берут, и больше того – продолжаются преследования и расстрелы. Но Емельянов успешно дошел и даже успел продумать, как привяжется к воинской части. Да, собственно, думать долго не пришлось – схема была одинаковая: назвать вымышленную фамилию, имя, прибавить или отнять год от своего возраста – готово. Правда, «врагов народа» вычисляли, отправляли с фронта, расстреливали.
Эрлен Иванович уже умел оказывать медицинскую помощь, делать перевязки и даже стрелять. На фронт уходил от бабушки из Вешенской. Та, по воспоминаниям Эрлена Ивановича, подвела его к солдатам и представила, собрав, наверное, все «военные» слова из своего лексикона: «Мой внук, снайпер, пулеметчик, ворошилов-
ский стрелок…».
Так для Эрлена Ивановича Емель-янова началась война.
Моя задача – найти оставшихся
Как ни странно звучит, но этого человека, наверное, спасла война. Там он заново обрел право на нормальную жизнь, что, впрочем, тоже получилось не сразу. Первая «милость» – само разрешение репрессированным пойти на фронт. «Куда деваться? – комментирует Эрлен Иванович, – война не посмотрит, кого правители посчитали «врагом народа», кого – нет. Она потребует своего. Так и случилось в Великую Отечественную – воевать стало просто некому». Но одновременно с позволением защищать свою землю появился циничный указ: «Репрессированных к наградам не представлять». Поэтому репрессированные, можно сказать, воевали зачастую на два фронта. С немцами – на первом, с указом, которого, «может быть, и вовсе не было», – на втором.
«Моей первой наградой стала медаль «За отвагу», – вспоминает Емельянов, – наверное, она самая дорогая…». Потом были награды за Сталинград, взятие Берлина, освобождение Праги. Как-то Эрлену Ивановичу сказали: «С таким иконостасом в наше время можно брать штурмом любую крепость». Единственная награда, которую он не смог получить, – за прорыв блокады Ленинграда. «Но тогда, надо признаться, – рассказывает Емельянов, – наград не получили очень многие люди». Зато про бои за Ленинград сложилась песня, которую все участвовавшие в этом сражении считают своей наградой. В 1946 году он вызволил из застенков свою мать. Шесть лет она томилась по тюрьмам и лагерям. Как удалось вырвать ее из ада заключения? Эрлен Иванович до сих пор считает это своим секретом. «Могу сказать одно: тогда я уже мог сделать вот так», – при этих словах он берет за полы свой пиджак и немного встряхивает – раздается характерное побрякивание и звон медалей. А потом он избрал себе стезю созидателя, строителя, как бы в противовес разрушающим силам войны…
Сегодня Эрлен Иванович Емельянов по-прежнему деятельный и активный, он не ищет покоя. Его дни проходят в заботах и хлопотах: общественная работа, написание книг, помощь репрессированным… Его цель – увековечить память всех невинно пострадавших, найти их могилы, назвать их имена, рассказать об их судьбах и, наверное, таким образом «навести порядок в истории». И еще, как просила перед смертью мать, найти могилу отца.
Фото автора