Очередное журналистское расследование затянулось. Надо было опросить ряд административных работников армавирского концлагеря, которые не очень охотно идут на контакт с заключенными. Но у меня был особый случай: 1) разбирательство по «липовому» акту приемо-передачи меня, как груз 200, в Кущевский ИВС; 2) хищение личных вещей из камеры 86.
Пока я отвлекался на написание различных запросов и жалоб по этому поводу, информационное поле сайта "Уполномочен заявить" заполнили уже состоявшиеся журналисты: моя любимая сестренка Петренко Н.М. и защитник Изучеева А.И. Они правдиво доносили до читателей сложившуюся ситуацию вокруг заказного дела в отношении меня. И за это им огромное спасибо, как и тем, кто активно поддерживает мою непримиримую борьбу с расхитителями государственной собственности, с американскими агентами и лжедоносчиками, получающими от заказчика сиюминутную выгоду.
Итак, после двухнедельной никчемной отсидки в Кущевском ИВС, меня спецэтапом возвратили назад в армавирскую тюрьму. В камеру попал под вечер. Много времени продержали на приемном пункте. Там узнал, что после моих публикаций грязные, вонючие карантийные камеры закрыли на ремонт и поэтому вновь прибывших сразу распредели по общим "хатам". Как потом стало известно, ремонт сделали не везде. Крысиные, мышиные, тараканные карантийные приюты продолжали свою устрашающую работу. Только за бпоследнее время троих арестантов вынесли оттуда на носилках. Не выдержали такого быта, вскрыли себе вены.
В камере № 86 меня встретили душевно. Сразу организовали горячий чай и небольшой перекус. За застольной беседой преподнесли мне новости. Оказывается, в моё отсутствие местные надзиратели во всех камерах СИЗО-2 провели обыски и личное имущество арестантов беспричинно выбросили в коридор. Моя сумка с описью и положенным фамильным трафаретом такой участи не избежала.
Замечу: "чистку" камер в СИЗО-2 проводят с периодичностью раз в три месяца. Расчет на то, что после первого "шмона" происходит обновление тюремного скудного гардероба. Как мне сказали, майки, кроссовки, спортивные костюмы затем попадают в магазины и в семейные вещевые шкафы. После тщательной переборки и отборки нового, хламьё уходит по другому назначению — на ветошь и половые тряпки.
Захотел узнать, какую услугу и кому сослужили мои летне-осенние вещи, канцелярские товары и некоторые материалы из заказного уголовного дела. Что примечательно, разрешение на весь этот небогатый скарб был получен от начальника СИЗО-2 — подполковника Ершова. Интересуюсь у сокамерников: "Акт на изъятие моих личных вещей составлялся?". Смеются — «Какие акты? Если ваши вещи беспардонно забрали, то что говорить о нас?». Кроме меня, ещё трое человек пострадало. К примеру, у Сергея Заграюк новые кроссовки и плед унесли. Сейчас на улице холодает. Снова будем просить родных, чтобы закупили тёплое нательное бельё, да и под этими застиранными и порванными одеялами не согреешься. Пледами будем обзаводиться.
Узнав подробности мамайского налета надзирателей, пишу заявление на начальника СИЗО-2 Ершова. Ставлю перед ним два вопроса: как он догадался актом передать меня Кущевскому ИВС и куда делись мои личные вещи. Встречи с ним не получалось. Сказали, что он укатил в очередной отпуск. За него остался подполковник Горбань. Мне все равно кто ответит за неправомерные действия администрации и личного состава СИЗО-2.
Моё заявление исчезло. Когда убедился, что ответа не последует, подал иск о защите чести и достоинства в Армавирский суд. Обосновал его тем, что меня 2 недели продержали в Кущевском ИВС. В результате этой издевательской акции у меня обострились мои хронические заболевания, дважды вызывал "скорую помощь". Извещение о направлении иска в суд мне принесли сразу после обеда. В нем было написано, что данный документ помещен в конверт, опечатан и цензуре не подвергался. Заверили извещение своими подписями врио начальника СИЗО-2 Горбань и исполнитель Гуленко. Через 3 часа после ознакомления с указанным извещением, меня в свой кабинет вызвал капитан Ханин. Он отвечает за 3-й корпус, где я содержусь под стражей.
— Твоё заявление? — грозно спросил сидевший за столом.
— Моё. Но как после отправки в суд оно к вам попало?
— Я его внимательно изучил. Вы хотите с нами судиться?
— Во-первых, согласно ФЗ № 103-ФЗ, Вы не имели права знакомится с содержимым уже опечатанного конверта. Как попал к вам этот иск?
— Ах, Вы не хотите договариваться? Тогда напишете на обратной стороне искового заявления, что вы предупреждены по ст.306 УК РФ.
— Я ложных доносов не делал. Обратился в суд с официальным заявлением. А разве в Ваши обязанности входит предупреждать меня по указанной статье? Вы берёте на себя несвойственные Вам правовые функции. Знаю, что ими наделен следователь, прокурор, суд. А у Вас какая должность?
— Тогда пеняйте на себя, — с угрозой произнес капитан Ханин.
— Вы мне угрожаете? Вы уже совершили должностное преступление. Буду писать заявление в следственный комитет.
— Пишите куда хотите. Ваш Бастрыкин его всё равно не получит. Убедились же, что, когда обратились в Москву с заявлением о возбуждении уголовного дела в отношении начальника медчасти Сериковой за умышленное распространение ВИЧ-инфекции, оно к Бастрыкину не попало, а затерялось в стенах СИЗО-2. С остальными Вашими заявлениями будет тоже самое. Ответственно вам заявляю.
— Предлагаете мне смириться с теми унижениями, издевательствами и поборами, которые Вы навязываете заключенным?
— Кто попал сюда, их трудно назвать людьми. Они лучшего обращения к себе не заслуживают. Зря ты им оказываешь правовую помощь, пишешь о них.
Следующий выход из камеры был дня через два. В том же кабинете 3-го корпуса, где мы беседовали с Ханиным, встретился с начальником спецчасти СИЗО-2 Татьяной Касьяновой. Она пришла не одна, в сопровождении майора. Весь разговор писался на видеорегистратор. А начали мы с выяснения того, кто заставил капитана подписывать незаконный акт о моём этапировании в Кущевку.
Как и ожидал, Касьянова отказалась раскрывать тайну рождения приемо-передаточного акта от 29.07.2014 года. Совсем вспылила, когда я её уличил в скрытии конверта и выдачи искового заявления, адресованного в Армавирский городской суд совершенно постороннему человеку — капитану Ханину. «Переварив» возможные последствия случившегося, Касьянова резко перевела стрелки на начальника канцелярии старшего прапорщика Алёну Нечай. Со слов Касьяновой, она конверт отдала Нечаевой в запечатанном виде. Что потом с ним произошло, ей не ведомо.
Мне с трудом верилось в искренность Касьяновой. Напомнил ей о другом липовой акте. В нем она расписалась за изъятие из моего стражного дела материалов преступления (убийство 2-х человек), которого я не совершал. Подлог документов обнаружил лично, а в акте задним числом оформлено, что бдительность проявила администрация СИЗО-2. Кому нужна была такая профанация, Касьянова опять отказалась называть. Зато она бурно отреагировала на моё пожелание следовать в повседневной жизни патриотическим словам из военной присяги — служить своему народу, своей Отчизне.
"Служат собаки. Вы меня этими словами сильно оскорбили!". Всю жизнь считал и считаю, что Суворов, Жуков, Нахимов и другие полководцы России именно служили Отчизне и прививали подчиненным именно такой патриотизм, а не собачий, о каком заявила Касьянова.
Не получив удовлетворения от такой беседы, прошу Касьянову выдать мне справку об отправленных мною заявлений и жалоб в органы Российской власти с января 2014 г по настоящее время. Выдала. Из 10 поданных, только 4-м присвоены исходящие номера. Остальные пропали или уничтожены главным цензором СИЗО-2 — капитаном Ханиным.
Удивился ли я такому "патриотизму" Касьяновой? Ничуть. Если такие, как ещё пока председатель Ростовского облсуда Ткачёв узаканивают судебным постановлением, что моей страной управляет банда Путина, а районная судья Ананич утверждает в своём решении, что журналистика — это преступная деятельность, то касьяновское сравнение военной службы с собачьей работой, еще цветочки по сравнению с вышесказанным.
Заключительным аккордом моего журналистского расследования была встреча с начальником режима СИЗО-2 майором Ветровым. Это его люди похитили мои вещи из камеры № 86. В своё время он меня заверил, что заявление на имя главного следователя страны Бастрыкина о возбуждении уголовного дела в отношении начальника медчасти СИЗО-2 Сериковой за умышленное распространение ВИЧ-инфекции дойдет до адресата. Не дошло. Но разговор мы начали с другого.
— Ваши люди проводили обыск?
— Допустим.
— Куда делись мои личные вещи?
— А они у вас были?
— Конечно. Есть письменные объяснения сокамерников.
— А может они находятся в камере? Вы хорошо смотрели? — издевался майор. — Если вещей нет, то их разделили между собой арестанты. Сумку они выбросили.
— Почти год живём вместе. В их честности и порядочности не сомневаюсь. В отличие от ваших подчиненных, вижу только уважительное отношение к себе.
— Ваши вещи должны быть записаны в карточку арестанта.
— Я с этапа приехал с сумкой. Она сейчас находится в камере. Давайте смотреть карточку. Записали туда её содержимое?
— Будем разбираться, кто не записал.
— А с похищенными вещами как быть?
— Вы же подали в суд. Пусть он и разбирается.
— Правда, что похищенные вещи сортируют и отправляют в магазины или забирают на личное потребление?
— Вы не забывайте, где находитесь, — пригрозил майор Ветров.
Уже в камере осмыслил проведенные встречи с администрацией СИЗО-2. Не в хищении личных вещей здесь дело. Обиды нет. Есть жалость к этим безвольным людям. Потеря человечности затмила их разум. И они со временем поймут это. Но люди вряд ли оценят такое затянувшее прозрение.